Анна Павловна была счастливой матерью, но отношения с мужем у нее с годами становились все прохладнее: слишком разные характеры, слишком разные цели. Она мечтала быть «королевой для народа», веря в то, что ей внушили еще в России: для государя всегда на первом месте должен стоять его долг, забота о благе подданных. Тогда как Вильгельм пользовался своим высоким положением сугубо в эгоистических целях, не считался с расходами на собственные удовольствия, построил несколько роскошных замков, собрал дорогую коллекцию живописи, устраивал балы и праздники, а одержимость жены благотворительностью считал то ли нелепой блажью, то ли позой, но никак не искренним велением души. Супруги друг друга не понимали, и Анна Павловна чувствовала себя все более одинокой – и все больше замыкалась в себе. Придворные считали, что у принцессы Оранской просто тяжелый характер. Но сохранился драгоценный документ, благодаря которому мы можем видеть, что одиночество и непонимание причиняли Анне Павловне душевные страдания. Это – принадлежавшее ей русское Евангелие, на полях которого она делала записи карандашом, всегда по-русски, чтобы никто из любопытствующих не смог прочесть и понять. Принцесса Оранская писала о своих размышлениях и сомнениях, о том, как она тоскует по родине, хотя прошло уже так много лет. Но никого, даже любимого сына Александра, даже сестру Марию и брата Николая, последних оставшихся в живых родных ей людей, Анна Павловна не посвящала в свои переживания…

Со свекром, королем Вильгельмом I, Анна Павловна сохранила добрые отношения. Хотя король так и не простил сыну его поведения во время революции, на невестку его гнев не распространялся. Король был достаточно умен, чтобы понимать, какое сокровище они приобрели в лице этой русской царевны: и Нидерланды как государство, и его сын как мужчина… Анна Павловна была идеальной женой и со временем могла стать прекрасной королевой. Не из тех, кто своей волей правит и принимает судьбоносные решения, но из тех, кто мягко направляет супруга, усмиряет страсти и вызывает всеобщее обожание. А это так важно, чтобы правителя искренне любили! Если не его самого, то хотя бы его семью.

Впрочем, Анна Павловна пробыла кронпринцессой рекордно долгий срок: титул наследной принцессы Оранской она носила целых двадцать четыре года! Король Вильгельм I отличался завидным здоровьем. Так что его сын мог оставаться кронпринцем и еще столько же лет, до самой своей старости, если бы не скандал, приключившийся в королевском семействе как раз по причине хорошего здоровья государя. Как говорится, седина в бороду, а бес в ребро: у Вильгельма I было немало любовниц, но особенно бурную страсть он питал к одной из придворных дам – к графине Генриетте д’Ультремон. Что самое возмутительное, она дружила с королевой Вильгельминой, его супругой. Правда, при жизни королевы Генриетта щадила чувства подруги и скрывала свои отношения с королем. Зато после смерти королевы в 1837 году Генриетта и Вильгельм зажили практически как супруги. Всех это безумно возмущало, все ненавидели графиню д’Ультремон – бельгийку, католичку, надменную гордячку. В кальвинистской Голландии католиков вообще не любили, а уж то, что именно с католичкой король обманывал их добрую королеву, придворным казалось особенно возмутительным. А уж когда король заявил, что хочет узаконить отношения со своей сорокасемилетней возлюбленной и жениться на ней, всеобщее несогласие практически вылилось в бунт. Правда, маленький и бескровный, потому что это был бунт придворных, но он мог перерасти в революцию, если бы Вильгельм I все-таки решился возвести католичку на трон. В газетах уже появились оскорбительные статьи в адрес графини д’Ультремон, а в Амстердаме по улицам разбрасывали листовки, в которых угрожали королевской любовнице смертью, если она посмеет появиться в городе. Письма с угрозами приходили и лично Генриетте д’Ультремон.

У Вильгельма I в сложившейся ситуации были только два пути: или расстаться с любовницей, или отказаться от трона. Он предпочел любовь власти. 25 сентября 1840 года король торжественно отрекся в пользу своего старшего сына, принца Оранского, который принял корону и взошел на трон под именем Вильгельма II. Ему было сорок девять лет, его супруге Анне Павловне – сорок пять. Сразу после окончания коронационных торжеств бывший король Вильгельм I отбыл в сопровождении Генриетты д’Ультремон, обвенчался с ней и жил в довольстве и счастье.

Вильгельм II правил Нидерландами недолго: с 1840 по 1849 год. Это был не лучший период в жизни страны, сотрясаемой политической и экономической лихорадкой. Анна Павловна действительно оказалась достойной помощницей своему мужу: некоторые наиболее мудрые решения – например, смягчение налогового законодательства и некоторые изменения в конституции, – подсказала ему именно она. В годы неурожая королева Анна на личные средства закупала зерно за границей, чтобы спасти страну от голода. Но все равно финансовое положение Дома Оранских становилось все хуже, и к моменту кончины ее супруга было просто бедственным. И Анне Павловне не оставалось ничего, кроме как обратиться за поддержкой к богатой, могущественной России.

В письме от 1 октября 1849 года вдовствующая королева Нидерландов писала своему брату, русскому императору Николаю I: «Милый брат, дорогой и любезный друг, ты, конечно, понимаешь, что только обстоятельства крайней необходимости вынуждают меня нарушить наше общее горе и говорить с тобой о вещах материального свойства. Я подумала, милый друг, что, поскольку речь идет о чести семьи и памяти нашего дорогого Вильгельма, которого ты так любил, я должна обратиться к твоему сердцу и воззвать к твоей доброте. Тебе известно о наследстве Вильгельма. В задачу комиссии, созданной для изучения и рассмотрения этого вопроса, входило собрать необходимые данные и оценить имущество и наличные активы, равно как и сосчитать долги. Последние, как оказалось, составляют 4,5 млн гульденов. Для их уплаты нам нужно будет продать всю землю и недвижимость в этой стране, поэтому я обращаюсь к тебе, любимый брат и друг, с просьбой, чтобы ты в этот роковой час согласился купить собранные Вильгельмом картины, к которым ты так привязан и которые уже отданы тебе в залог. Если ты выполнишь мою просьбу, мои дети будут спасены. Ты также спасешь честь семьи».

Император Николай исполнил просьбу сестры и купил коллекцию картин за 137 823 гульдена. Спасая честь семьи, Анна Павловна на свои личные средства приобрела дворец в Сустдейке – «чтобы этот знак национальной благодарности, подаренный нашему Вильгельму по случаю битвы при Ватерлоо, не попал в руки Бог знает кого».

На престол вступил старший сын Анны Павловны, король Вильгельм III.

В 1853 году Анна Павловна женила младшего из своих сыновей, принца Генриха, на принцессе Амалии Веймарской и решила, что, поскольку семейные дела устроены, она может позволить себе давно желанную поездку в Россию. На родине она не была целых тридцать семь лет!

Николай I с радостью принял свою самую любимую сестру. А вот племянникам и племянницам их незнакомая тетушка, вдовствующая королева, не понравилась: она показалась им слишком замкнутой, надменной и вообще странноватой. По-русски Анна Павловна говорила с удовольствием. Но «чисто карамзинским слогом начала столетия», как отмечала фрейлина Анна Тютчева, дочь поэта, состоявшая при дворе в царствование Николая I и Александра II. (Впоследствии дневник А. Ф. Тютчевой был издан под названием «При дворе двух императоров».)

Анна Павловна всегда была религиозна, но за время, проведенное на чужбине, она словно бы утвердилась в православной своей вере, и во время визита в Россию главной ее целью было посетить святыни и побеседовать с представителями духовенства. Пробыв в Санкт-Петербурге и Москве ровно столько, сколько этого требовал этикет, вдовствующая королева поехала в Троице-Сергиеву лавру. Она ходила по монастырям и церквям, поклонилась могиле Годуновых, дала обед в честь духовенства, во время которого беседовала с митрополитом Филаретом (Дроздовым), и часть этой беседы была зафиксирована. Анна Павловна сказала, что душой она не покидала России, но не могла вернуться, потому что несчастное семейство ее супруга преследовали различные бедствия: «Вы знаете мои обстоятельства: наша страна была разорвана надвое, и я не могла оставить в несчастии тех, с кем жила прежде в счастии; это было бы недостойно русской великой княжны. Потом я лишилась сына, мужа; при новом короле, моем старшем сыне, я и хотела бы уехать в Россию, но надо было руководить детьми, помогать им, долг матери меня удерживал. Когда я женила второго сына, то почувствовала себя как бы развязанной и поспешила в Россию, где мне был оказан братом самый любезный, самый родственный прием. Я познакомилась со всем большим семейством. Если бы не этот случай, я бы осталась незнакомой всему молодому поколению Романовых…»