Император и императрица отправили королеве телеграмму (по-немецки), в которой говорилось: «Мы вместе с Вами молим Бога благословить наших дорогих детей и представляем Вам свою дочь, которая целует Вам руку».

Позже королева писала, что «удивлена скорости, с которой дело уладилось и о нем было объявлено. Переговоры о браке между Эффи и Великой княжной Марией велись долго… но было множество сложностей, и я только вчера слыхала от Алисы, что родители уступили желанию Великой княжны, и все теперь, наверное, пойдет гладко».

Старшей дочери королева писала: «Свершилось! Я ничего не говорю, а просто молю Господа благословить обоих и ниспослать мир и спокойствие нашей семье. Это не то, чего я хотела, ты же знаешь – религия, политика, взгляды двора – и сама нация… Все это так отличается от нашего, и я предвижу множество сложностей. Но я приму Марию со всей любовью и расположением, и если она сможет изменить его тяжелый, эгоистичный, изменчивый характер, то станет истинным благословением для нашей семьи, и я первой признаю это – но пока что я не могу радоваться; ты, наверное, понимаешь меня (хотя для тебя различия в религии не столь существенны)… Мои мысли и чувства смешались – ведь я не знаю Марию и понимаю, что впереди нас может ожидать еще много трудностей, но от всего сердца я говорю „Бог да благословит их“ и надеюсь и молюсь за то, чтобы все это обернулось счастьем для Эффи».

Недаром Виктория предвидела сложности – их действительно будет немало, но пока что она получает письма – и от сына, и, главное, от будущей невестки.

«Дорогая мама!

Прошу простить меня за то, что я сразу обращаюсь к Вам так, но я надеюсь, что близок тот час, когда я буду иметь право назвать Вас матерью. Я надеюсь своим доверием и привязанностью к Вам заслужить право называться настоящей дочерью, и быть любимой и ценимой Вами.

После вчерашних событий, наполнивших меня таким счастьем, я почувствовала желание написать Вам и поделиться той радостью, которую испытываю при мысли, что вскоре мне предстоит стать членом Вашей семьи, в которой – и доброта, которую Вы мне выказывали ранее, не позволяет в том сомневаться – меня примут с радостью. Моя любовь в нему [Альфреду] – залог нашего будущего счастья, и именно она поможет мне предпринять серьезный шаг, покинуть родителей и Родину, и обосноваться в новом месте. Жду с нетерпением дня, когда смогу поцеловать Вам руки.

Искренне Ваша почтительная дочь Мария».

Письмо, написанное по-английски, прямо-таки очаровало королеву. Но это ненадолго. Потом, когда брак состоится и начнутся все те сложности, которых боялась и которые так… предвкушала Виктория, в Англии с ее руки будут много говорить о надменности русской принцессы и ее тяжелейшем характере, который не позволяет ей ни в чем уступить своим новым родственникам.

Да, Мария была горда – несомненно, да иначе и быть не могло. Но она искренне хотела полюбить будущую свекровь. А будущего мужа… Ей казалось, что она уже полюбила, и, как признавалась великая княжна в одном из своих писем, она была бы счастлива совершенно, если бы ей после замужества не предстояло покинуть Россию и родителей.

Родители обеих сторон тем временем обсуждали условия брачного договора – то, что Мария вольна остаться православной, между тем как будущие дети этой пары должны быть воспитаны в протестантской вере, то, что «благожелательный» английский парламент предложил сперва выделить Марии «на булавки» в десять раз меньше, чем Александре, супруге старшего брата Альфреда, и т. д. и т. п.

Бракосочетание состоялось в январе 1874 года. И оно было пышнейшим – ведь Александр II выдавал замуж единственную любимую дочь!

Обратимся к журналу «Гражданин».

«Приготовлений к торжеству было много. Следуя обычаю русской семейной жизни, Царская Невеста несколько недель назад говела и удостоилась причащения Святых Таин; за два дня до 11 числа Ее видели, вместе с Августейшим Ее Родителем, отправляющеюся в Петропавловскую крепость, молиться над дорогими Их сердцу могилам. Как слышно, все без исключения служившие Ей были лично поблагодарены за службу и награждены знаком памяти накануне дня, когда Ей предстояло сделаться английскою принцессою. За несколько дней пред сим, прибывшая из Англии, по назначению королевы, состоят[ь] при Августейшей, молодая госпожа Осборн вступила в отправление своих обязанностей и на всех окружающих произвела весьма симпатическое впечатление. За три дня до свадьбы выставлено было в залах Дворца приданое Великой Княгини. Трудно описать его в подробностях; говорят, что при составлении его руководствовались строго прежними придаными наших Великих Княжон. Особенное великолепие составляют шубы и, как слышно, то, что не было выставлено – бриллианты и серебро. Приданое выставленное заключалось в платьях, в готовых и не сделанных числом до семидесяти, в белье и шубах. Шуб было четыре; одна из них поразительно великолепна – из черного как смоль соболя. К числу замечательнейших драгоценностей приданого принадлежит одно ожерелье из сапфиров и одно из бриллиантов. Императорская Фамилия, по обычаю, делает подарок совокупно; на этот раз, как известно, подарок Ее заключается в великолепном серебряном столовом сервизе на сорок персон в русском стиле, заказанном в Москве у Овчинникова, описание которого было помещено уже нами. Ящики, заключающие в себе приданое – из красной кожи, с бронзовою оправою; если не ошибаемся, их около 40. Ходят нелепые толки о каких-то громадных размерах денежного приданого».

«Митрополит Санкт-Петербургский и члены Святейшего Синода, участвовавшие в совершении брачной церемонии, были облачены в великолепные золотые ризы (про которые говорят, что каждый аршин этой ткани стоит 40 р.). Августейшая Невеста произвела на всех глубокое впечатление своим чудным выражением благоговейного сосредоточения. На голове Ее был венок из цветов и бриллиантовая Великокняжеская корона; платье-сарафан было из серебряного глазета, на котором вытканы были серебряные букеты, шлейфом и сверх сего Великокняжеская мантия из пунцового бархата, подбитая горностаем, которую держали три камергера и шталмейстер».

Из дневника статс-секретаря П. А. Валуева: «Я никогда еще не видел Зимнего Дворца так полным и переполненным. Из известнейших лиц присутствовали, кроме Государя и Императрицы, Цесаревича и Цесаревны, десять Великих Князей, четыре Великих Княгини, кронпринцы Прусский и Датский, принц Валлийский, принцесса Валлийская, кронпринцесса Прусская, принцесса М. М. Баденская, принцесса Ольденбургская, принц Артур Великобританский, герцог Кобургский, три принца Ольденбургских и принц Александр Гессенский. Иностранцев разных свит до 50. Многочисленность наших придворных чинов со дня на день становится неудобнее. От них нигде нет места. Я должен был выйти из церкви и потому не присутствовал при бракосочетании по нашему обряду, но хорошо видел и слышал английский обряд… Великая Княжна, несмотря на бремя бриллиантового венца, бархатной мантии и пр., выдержала оба обряда без изнеможения. В пять часов был обед на 700 кувертов и действительно обедало 690, тогда как до сих пор не случалось, чтобы обедавших за один раз бывало более 500. Во время обеда г-жа Патти превзошла самую себя и покрыла своим голосом не только оркестр, но и шум 600 тарелок с вилками и ножами и движение 400 официантов».

Да, великая оперная певица Патти пела арию из «Риголетто» Верди, оперы о любви – любви отцовской и любви мужчины к женщине…

Первые недели после свадьбы молодожены провели в Царском Селе, а 16 февраля они отправились в Лондон. Позади была жизнь великой княжны Марии, начиналась жизнь герцогини Эдинбургской.

В Англии новобрачных ожидала пышная встреча в Виндзорском дворце, а народ на улицах ликовал – принц нашел себе супругу, и это был его собственный выбор, а не выбор коронованных родственников. Значит, брак по любви? Значит, они будут счастливы?

В честь новоявленной герцогини слагались стихи, и даже знаменитый Альфред Теннисон написал положенную в таких случаях «оду в честь Марии Александровны» – увы, особыми литературными достоинствами это стихотворение, как почти всякое написанное на заказ, не отличалось.